Орден Славы трех степеней орден Красной Звезды и восемь медалей - боевые награды участника Великой Отечественной войны Николая Марковича Горбачева.

Из сборника Западно-Сибирского книжного издательства "Солдаты переднего края", посвященного новосибирцам - полным кавалерам ордена Славы.

Стрелковая дивизия, сформированная в Новосибирске, разгрузилась на безымянном разъезде близ станции Бологое. Потом своим ходом, по хрустящим в ночи дорогам, двинулась к линии фронта, к Демянску, в районе которого еще зимою войсками Северо-западного фронта была окружена крупная группировка противника.

Шел апрель 1942 года. Полку в котором служил молодой солдат Николай Горбачев, предстояло отбить у немцев деревню Кулотино, километрах в пятнадцати от Демянска. Первый бой. Каждому хочется, чтобы этот бой завершился победно: чтобы задача была выполнена, а он, солдат - остался жив и невредим. Этого хотел и пулеметчик Горбачев. Коротая последнюю ночь перед боем, он вглядывался в серый сумрак, стараясь рассмотреть деревню, что приюти на скате высотки. Там, возле полуразрушенных изб, угадывалась немецкая траншея, чернели амбразуры дзотов, сооруженных в каменных фундаментах сгоревших построек. И ему вспомнилось родное село Мошково, в котором он родился и вырос. Отцовский домик в середине поселка. Старый клен у калитки. Серая башня элеватора "Заготзерно", где трудится отец и где до призыва в армию работал он, Николай.
В этой же траншее, неподалеку от Горбачева, присев на корточки, чадил махрой-самосадом его давнишний друг Анатолий Андриенко.
- Толька,- негромко окликну Горбачев, - брось ты свою махру, аж в траншее дышать нечем.
- Перебьешься. Может, последнюю ночь размениваем...
- Так уж и последнюю. Мой брат Алексей - ты его знаешь - с июня сорок первого на передовой. Разведчик! И ничего, держится.
- Надо бы и нам в разведчики попроситься: умирать так с музыкой...
Не нравилось Николаю настроение товарища, однако помочь ему ничем помог. Потрепал его по плечу, тихо сказал:
- А ну, дай свою протабашницу. Закурю и я, всем смертям назло...

Так дождались они рассвета. Где-то в ближнем тылу громыхнуло орудие, снаряд просвистел над головой, разорвался в деревне. И в ту же минуту весь передний край обороны противника осветился сотнями вспышек, земля задрожала от взрывов.
- Началось,- сказал Горбачев, заглядывая через бруствер.
Деревня, окопы, дзоты - все утонуло в огне и дыму.
Едва стена разрывов сместилась за деревню, командир взвода скомандовал:
- Вперед, сибиряки! За Родину! Вперед!
Горбачев подхватил "Дегтярева", вспрыгнул на бруствер и рванулся за товарищами. Рядом бежал Андриенко, возбужденно крича:
- Вперед, Колька! Ура-а! Они добежали до проволочного заграждения. Оказывается, перед самой траншеей гитлеровцы растянули спираль Бруно. Забарахтались в ней пехотинцы, как снегири в силках. А тут из уцелевшего дзота ударил немецкий пулемет.
"Уцелел-таки, гад",- падая возле колючей проволоки, подумал Горбачев. Установив свой ручной пулемет и почти не целясь, ударил короткими очередями по амбразуре. Фашистский пулеметчик притих. Но в ту же минуту перед пехотинцами загрохотали взрывы, взметнув к небу черные султаны.
Прижавшись к земле, Николай какое-то время лежал, боясь поднять голову и чувствуя, что атака захлебнулась. Что же делать? Ждать, пока немецкая мина разнесет на куски? Но откуда-то слева долетел голос ротного:
- Приготовиться! Впереди гремели взрывы, и осколки с визгом впивались рядом. За проволокой, в дымящейся воронке лежал Анатолий, выставив перед собою винтовку. Он был жив, но не стрелял - готовился к новому броску. И Горбачев с завистью подумал: "Как же он проскочил через проволоку? Укрытие присмотрел..."
- А ну, вперед, ребята! - позвал снова ротный.- Ура-а!
Приметив в проволоке "окно". Горбачев пролез в него и, с трудом оторвав тело от земли, бросился вперед.
До вражеской траншеи они все-таки не добежали. Немцы ударили из автоматов, и Горбачев видел как его друзья-товарищи валились замертво, сраженные пулями. Рота опять залегла.
...Рота... От роты осталось меньше взвода. Атака не получилась - это видели все, кто остался в живых. Но отходить назад под жестоким огнем - тоже было немыслимо. Пришлось ждать темноты.
В свою траншею вернулись немногие. И среди них Горбачев и Андриенко, продрогшие до костей, но невредимые.
- Выжили-таки, а? веря и не веря случившемуся, говорил Андриенко.
- Выжили... всем смертям назло.

В одном из боев в августе 1942 года Николай Горбачев был ранен. Однако, странное дело, попав в госпиталь, он думал не о себе, а о своем товарище, о Тольке Андриенко, который остался в полку. Начались осенние затяжные дожди, и Николай представлял, как неуютно в такую погоду в траншее: под ногами вода, шинель и гимнастерка промокли насквозь, а обсушиться негде, немцы бьют по окопам из тяжелых орудий, разрушая дзоты и блиндажи. "Хватит он лиха там,- думал Горбачев. Лучше в атаку идти, чем киснуть в траншее".
В октябре дивизию перебросили на новый участок, где планировалось наступление. В это время Горбачев и вернулся в свой полк. Андриенко обрадовался:
- Успел-таки к горячему делу, молодец!
Прорвав оборону противника в районе Малой Вопицы, сибирская дивизия вышла к реке Ловать. Роту, в которой воевали в те дни Андриенко и Горбачев, в наступлении сопровождало 76-миллиметровое полковое орудие. Стрелки довольны были пушкарями, которые точным огнем с открытых позиций уничтожали пулеметные точки врага, смело вступали в единоборство с танками. Но в одном из боев немецкая мина вывела из строя почти весь расчет.
- Пехота, на помощь! - крикнул наводчик орудия.- Не бросать же ее!
Горбачев и Андриенко переглянулись, поняли друг друга без слов: надо выручать пушкарей.
- Показывай, что тут и как,- попросил Николай наводчика, передав свой пулемет солдату-помощнику.
- Будешь заряжающим,- распорядился артиллерист.- Я сам буду и за наводчика и за командира. А ты готовь снаряды и заряжай. Он будет правильным,- указал наводчик на Андриенко,- хобот орудия вправо-влево двигать, когда я прикажу.
Первым снарядом сержант накрыл немецкий станковый пулемет, прижавший к земле нашу пехоту. Рота тотчас поднялась, бросилась вперед. Видя это, Николай Горбачев с гордостью подумал: "Гляди-ка, как ловко мы с ним управились..."
Так совсем неожиданно Горбачев и Андриенко стали артиллеристами. Но не надолго - через несколько дней их перевели в полковой разведвзвод, которым командовал старший лейтенант Щербинин, смелый и душевный офицер. На передний край в те дни уходили "старички" во главе с командиром взвода, а Горбачев и Андриенко оставались при штабе, где бывалый, отменной физической силы и находчивости разведчик сержант Иван Ковешников обучал их азам разведпоиска. И только здесь, овладевая приемами нападения на врага и защиты от его ударов, они поняли, что разведка - не только романтика, но и нелегкий опасный труд. Они заново учились ползать по-пластунски, бесшумно ходить по лесному бездорожью, ориентироваться по звездам и прокладывать азимут, наносить смертельные раны ножом, без промаха стрелять из трофейного пистолета, обезвреживать вражеские мины и резать колючую проволоку.
И однажды взводный, проверив знания новичков, сказал:
- Все в ажуре! Берем на задание. Как настроение?
- Нормальное, товарищ старший лейтенант.
- Старшина, примите от них документы, ордена, значки.
Горбачев усмехнулся: ни орденов, ни медалей, ни иных знаков воинской доблести у него еще не было. Передал старшине комсомольский билет и красноармейскую книжку, смущенно спросил:
- А письма из дому - куда?
Тоже мне,- ответил старшина. - С собой возьмешь только солдатскую храбрость да оружие. Ясно?

...Ночь выдалась темная, с ветром, шумевшим в кустарниках и гнавшим снежную поземку. Сержант Ковешников, новичок Горбачеви рядовой Силуянов из "старичков" - бывший нарымский охотник - составляли группу захвата и ползли за саперами. За ними - группа прикрытия: четверка опытных разведчиков и новичок Андриенко. Задача заключалась в том, чтобы, блокировав разведанную пулеметную точку, взять "языка".
Горбачева волновало все, будто он впервые видел и взвивающиеся над окопами ракеты, и пулеметные трассы, вспарывающие снежную целину. Добравшись до траншеи, разведчики притихли у бруствера, стараясь уловить малейший шорох: не насторожились ли гитлеровцы? Наконец, Ковешников первым осторожно спустился в траншею. Разведчики двинулись вслед за командиром.
К пулеметной площадке подошли без помех. И Ковешников привычно и ловко "обнял" гитлеровца, стоящего к нему спиной. Горбачев кинулся ко второму, который копошился возле пулемета. Увидев разведчиков, он тотчас рухнул на колени и на ломаном русском языке затараторил:
- Пан товарищ, я - поляк, я - не шваб, я - поляк. Отто - шваб, фашист.
Горбачев поверил и метнулся на помощь Ковешникову, оседлавшему сопротивляющегося солдата.
- Вяжи руки,- хрипел сержант.
Все это сделано было за одну две минуты. Ковешников поставил немца на ноги:
- Топай, гитлерюга. Шнель!
Задание удалось, как говорил потом взводный,- на пять. Для Горбачева это был первый выход за "языком" - начала долгого и рискованного пути солдата-разведчика. В память об этой операции к его гимнастерке была прикреплена медаль "За отвагу" - первая солдатская награда.
Смелость, отвага, взаимовыручка - родные сёстры. И полковые разведчики всегда были им верны. Не раз случалось так, что во имя общего успеха кто-то из разведчиков жертвовал собой.
В июле сорок третьего года, когда дивизия сражалась на брянском фронте, в одном из ночных поисков Горбачев был в группе прикрытия. Операция началась хорошо: удачно вышли к объекту, привычно блокировав дзот, клали "языка". Но немецкий ракетчик, оказавшийся невдалеке, почувствовал недоброе и поднял тревогу. Разведчики ринулись к проволочному заграждению, волоча по земле связанного солдата. Горбачев, задержавшись, у бруствера, метнул две гранаты и тоже бросился к проходу. Вслед ударила автоматная очередь. Он упал в траву и открыл огонь, прикрывая отход товарищей.
Вся немецкая оборонительная полоса ощетинилась трассами пулемётных очередей, они хлестали, подобно бичам, справа и лева. Но Горбачев думал в эти минуты лишь об одном: далеко ли уползли ребята и жив ли тот чёртов "язык"?
Сбоку ударил еще автомат, и Николай догадался, что это помогает Силуянов - можно сменить полицию. Так, прикрывая друг друга и всю разведгруппу, они миновали нейтральную полосу.
- Молодцы... Молодцы вы, ребята! - взволнованно шептал старший лейтенант Щербинин, обнимай разведчиков. - Четко сработали. Спасибо.

С жестокими боями дивизия прошла и это лето почти шестьсот километров, освободив сотни белорусских и литовских деревень, форсировав реки Западную Двину, Свеченку, Ушачу, Швентой, Камайку, Гобелицу, Медзелку. За участие в разгроме, фашистских войск в Белоруссии она стала именоваться Витебской, в честь одержанных побед ей не раз салютовала Москва.
Как-то в конце августа, когда дивизия стояла в обороне у реки Лиелупе, к разведчикам пришел командир полка подполковник Лысенко. Все кто был в этот час в землянке, встали, замерли но команде "смирно". Поздоровавшись с разведчиками, подполковник спросил:
- Как думаете, зачем я к вам пришел? Ордена принес? - И хитровато усмехнувшись, покачал головой: - Нет. Пока - нет.
Уважал своих разведчиков Федор Константинович Лысенко за их смелость и стойкость в бою. Не раз бывало так, что в каком-нибудь батальоне возникала заминка, тогда он бросал из своего резерва разведвзвод, и обстановка сразу менялась к лучшему.
- По очень важному делу я к вам, хлопцы, пришел,- пояснил подполковник.- За речку надо сходить, за пленным.
- Пробовали уже,- отозвался взводный.- Фашисты близко не подпускают.
- Знаю. Еще раз попробуйте. "Язык" - вот как нужен! - и он провел ребром ладони по шее.- Скоро в наступление, а мы - как слепые котята.

...Участок, где готовился поиск, давно был изучен разведчиками. Первая траншея противника проходила по западному берегу в тридцати метрах от воды. Берег отлогий и ровный, как карта, трава "подстрижена" пулеметными очередями. Застрянь на той "карте" - верная смерть. Однако иного, лучшего, пути нет. Вся надежда на молниеносность и неотвратимость удара.
В два часа ночи, соблюдая величайшую осторожность, разведчики спустились в воду. Надо было переправиться вплавь и ворваться в траншею.
Горбачев снял одежду, связал в узел и поплыл первым. Наши артиллеристы открыли огонь но соседним участкам обороны, и грохот разрывов приглушил плеск воды.
По сигналу "две зеленые ракеты" разведчики, удачно переправившиеся на западный берег, бросились к вражеской траншее. Горбачев с Анатолием Андриенко ворвались в окопы и растерялись: там не было никого. Пусто! Они отыскали блиндаж и забросали его гранатами. И здесь - ни души! Бросились дальше...
Нет, еще не все было потеряно. У изгиба траншеи появился фашистский солдат -здоровенный детина в накидке и каске. Он не остановился, не попятился, а, выхватив нож. решительно рванулся навстречу. Горбачев, не раздумывая, короткой очередью резанул по сапогам. Зарычав, гитлеровец распластался на две траншеи, но тут же привстал на колени, готовый к схватке. Горбачев сильным ударом выбил из руки немца нож:
- А ну, хенде хох!
...Подполковник Лысейко встречал разведчиков в первой траншее.
- Спасибо, хлопцы, не подвели. Большое спасибо!

Прорвав оборону противника северо-западнее Шяуляя, дивизия вышла к Балтийскому морю и здесь, на подступах к военно-морской базе и сильнейшему опорному пункту гитлеровцев - Клайпеде, завязала упорные бои.
Та и другая стороны зарывались в землю: обрастали окопами, дзотами, прополочными заграждениями. Люди работали дни и ночи, без сна и отдыха. А старший лейтенант Щербинин получил приказ: добыть "языка".
- Будет исполнено,- привычно ответил разведчик.
Но первая попытка не принесла успеха: поисковая группа была обнаружена и обстреляна. Повторили попытку. И снова неудача: возвратились, неся на руках двух раненых товарищей.
Однажды разведчики задержались на наблюдательном пункте командира батальона, неподалеку от бетонного мостика, что соединял берега речонки. Этот участок считался самым опасным и для поиска бесперспективным: ширина нейтральной полосы - метров сорок, не больше. Ни минного поля, ни колючей проволоки. Но все эти сорок метров пристреляны минометчиками той и другой стороны, прикрыты многослойным пулеметным огнем - муха не пролетит.
Горбачев, подняв перископ, стал рассматривать траншею противника, до которой, казалось, можно дотянуться рукой. И вдруг зашептал:
- Накрыть бы их, а? Товарищ старший лейтенант, полюбуйтесь.
Щербинин приложился к перископу и тотчас скомандовал:
Ребята, звоните на КП. Надо получить согласие командира полка на поиск.
- Сейчас? Днем?
- Немедленно!
Оказывается, немцы-пулеметчики, сидевшие напротив моста, сняли свой пулемет, чистят его и мирно беседуют.
Подполковник Лысенко был на месте; немного подумав, он ответил:
- Добро. Огня дать? Отсечного? Но флангам?
- Можно. Только, чтобы нас не накрыли.- Щербинин обернулся к разведчикам и возбужденно заговорил: - Ребята, успех - в быстроте! В невероятной быстроте! Вы поняли? В группе захвата: Ковешников, Горбачев, Андриенко и я. Ну, ни пуха ни пера... За мной!
Нарушив обычный порядок, взводный первым вспрыгнул на бруствер и рванулся через мостик к траншее противника, к той пулеметной площадке, где сидели два немца и мирно беседовали.
Разведчики, словно камни, сорвавшиеся с горы, свалились в траншею, скрутили руки растерявшимся пулеметчикам - и назад. Когда у немцев начался переполох, разведгруппа уже приближалась к своей траншее. Последние метры преодолели под огнем пулеметов и минометов.
Перевалившись через бруствер, с трудом веря тому, что задание удалось, какое-то время все молчали. Горбачев и Андриенко бинтовали друг другу раны. Потом Щербинин поднял телефонную трубку и сообщил командиру полка:
- Докладываю: взяли двух "языков". Не верите? Сейчас доставим...

Наступила последняя военная зима. Советская Армия перешла государственную границу.
22 января дивизия вышла к оборонительному рубежу на реке Дайма. Полковые разведчики старшего лейтенанта Щербинина получили необычное задание: группой в двенадцать человек, с рацией и средствами сигнализации, скрытно проникнуть в глубину укреплений врага и разведать огневые позиции артиллерийских батарей, расположение дотов, сосредоточение танков и мотопехоты. Данные сообщать по рации немедленно.
Дождавшись ночи, взвод Щербинина вышел к реке.
Справа и слева гремели артиллерийские орудия, обстреливая рубеж противника. В небе вспыхивали осветительные ракеты, и трепетный свет их с трудом пробивался сквозь плотный туман.
Разведчикам невероятно везло в этот раз: не вызвав ни стрельбы, ни преследования, они благополучно миновали передний край и за ночь углу бились километров на пятнадцать. Они не только добыли и передали в штаб своей дивизии ценнейшие сведения о противнике на этом участке, но и захватили четырех пленных: полковника, капитана и двух гитлеровских солдат.
За участие в этом задании, за смелость и отвагу рядовой Николаи Горбачев, ранее отмеченный орденами Славы 3-й и 2-й степеней, был представлен к ордену Славы 1-й степени. Это случилось в самом начале весны. Над дорогами висел белесый туман. Дивизия готовилась к штурму Кенигсберга. А Николая Горбачева вдруг вызвали в штаб полка.
Подполковник Лысенко, встретив разведчика на командном пункте, усадил его и, усмехнувшись, спросил:
- Ты знаешь, зачем я тебя позвал? Не знаешь? Тогда слушай: поедешь в Москву, за наградой. Сам Михаил Иванович Калинин вручит тебе орден Славы 1-й степени. Ясно?
- Ясно, товарищ подполковник,- робко ответил Горбачев, веря и не веря своему счастью.
- Два часа на сборы - и в путь! Желаю счастья.

Москву Горбачев увидел впервые. В парках еще лежал подряхлевший снег, а на улицах и площадях вихрилась пыль. Георгиевский зал, где им вручали ордена, поразил воображение солдата своей красотой, огромностью, яркостью люстр. И Михаил Иванович Калинин в этом огромном зале казался совсем небольшим, щупленьким и каким-то родным. Горбачев и по сей день помнит его ласковые, с прищуром глаза, прикрытые стеклами очков, теплое пожатие руки и слова:
- Поздравляю. Такой молодой, а уже полный кавалер ордена Славы! Похвально. Спасибо за службу.
Николай на мгновенье растерялся: что же ответить? И вдруг вспомнил простые знакомые слова:
- Служу Советскому Союзу!

...В дивизию Горбачев вернулся в первых числах апреля, когда солдаты и офицеры жили одной мыслью: "Последний удар! Последний бой... А что потом? Мир?!" Как-то не верилось, что не будет стрельбы и бомбежки, не будет горьких утрат...

Вместе со своим полком Николай штурмовал город-крепость Кенигсберг, вместе встречал Победу. Но война для него еще не кончилась. Дивизия погрузилась в эшелоны и двинулась на Дальний Восток. И домой Горбачев вернулся из Северного Китая, где 235-я Витебская Краснознаменная стрелковая дивизия закончила свой боевой поход.
Шесть ранений. Орден Славы всех трех степеней. Орден Красной Звезды и восемь медалей - награды бывшего разведчика старшины в отставке Горбачева.